Толстой л. о значении народного образования. мысли о воспитании. о воспитании. Толстой о воспитании

Толстой Лев Николаевич

Воспитание и образование

Л.Н.Толстой

ВОСПИТАНИЕ И ОБРАЗОВАНИЕ

В последних нумерах журналов; "Время", "Библиотека для чтения", "Воспитание" и "Современник" были статьи об "Ясной Поляне". На днях прочел я статью в "Русском вестнике", весьма сильно затрогивающую меня во многих отношениях, и на которую предполагаю отвечать особо.

Повторю еще раз сказанное мною в 1-м нумере; я боюсь полемики, втягивающей в личное и недоброжелательное пустословие, как статья "Современника", ищу и дорожу той полемикой, которая вызывает на объяснения недосказанного и на уступки в преувеличенности и односторонности. Я прошу от критики не голословных похвал, основанных на личном воззрении и доказывающих симпатию лица к лицу или склада мыслей к складу мыслей, глажения по головке за то, что дитя занимается делом и хорошо старается, не голословных порицаний с известным приемом выписок с вопросительными и восклицательными знаками, доказывающими только личную антипатию, я прошу только или презрительного молчания, или добросовестного опровержения всех моих основных положений и выводов. Я говорю это в особенности потому, что 3-х-летняя деятельность моя довела меня до результатов, столь противоположных общепринятым, что не может быть ничего легче подтрунивания, с помощью вопросительных знаков и притворного недоумения, над сделанными мною выводами. Другая моя просьба к будущим моим критикам состоит в том, чтобы соглашаться или не соглашаться со мною. Большинство мнений, выраженных до сих пор об "Ясной Поляне", похоже на следующее: "Свобода воспитания полезна, нельзя отрицать этого, но выводы, до которых доходит "Ясная Поляна", крайни и односторонни".

Мне кажется, мало сказать: это крайность, - надо указать причину, доведшую до крайности. Выводы мои основываются но на одной теории, а на теории и на фактах. В обоих отношениях я прошу только одного: или полноты и серьезности презрения, или полноты и серьезности согласия или возражения. Из всех мыслей и недоумений, выраженных в первых статьях об "Ясной Поляне", более всех требующими объяснений показались мне мысли в статье журнала для "Воспитания". В ней особенно поразили меня две мысли. Одна замечательная мысль относится к значению литературного языка, как явления ненормального и случайного. Об этом вопросе поговорим впоследствии. Теперь же займемся исключительно разъяснением тех вопросов о праве вмешательства школы в дело воспитания, которые рецензент ставит следующим образом: "Ожидая дальнейших результатов от полной свободы учения, предоставленной ученикам яснополянской школы, мы не можем, однако, не обратить внимания на следующее: чем же должна быть школа, если она не должна вмешиваться в дело воспитания? И что значит это невмешательство школы в дело воспитания? Ужели можно отделять воспитание от ученья, особенно первоначального, когда воспитательный элемент вносится в молодые умы даже и в высших школах?" (Примеч. Л. Н. Толстого.)

Есть много слов, не имеющих точного определения, смешиваемых одно с другим, но вместе с тем необходимых для передачи мыслей, - таковы слова: воспитание, образование и даже обучение.

Педагоги никогда не признают различия между образованием и воспитанием, а вместе с тем не в состоянии выражать своих мыслей иначе, как употребляя слово: образование, воспитание, обучение или преподавание. Необходимо должны быть раздельные понятия, соответствующие этим словам. Может быть, есть причина, почему мы инстинктивно не хотим употреблять эти понятия в точном и настоящем их смысле; но понятия эти существуют и имеют право существовать отдельно. В Германии существует ясное подразделение понятий - Erziehung (воспитание) и Unterricht (преподавание). Признано, что воспитание включает в себя преподавание, что преподавание есть одно из главных средств воспитания, что всякое препод 1000 авание носит в себе воспитательный элемент, erziehliges Element. Понятие же - образование, Bildung, смешивается либо с воспитанием, либо с преподаванием. Немецкое определение, самое общее, будет следующее: воспитание есть образование наилучших людей, сообразно с выработанным известной эпохой идеалом человеческого совершенства. Преподавание, вносящее нравственное развитие, есть хотя и не исключительное средство к достижению цели, но одно из главнейших средств к достижению ее, в числе которых, кроме преподавания, есть постановление воспитываемого в известные, выгодные для цели воспитания, условия - дисциплина и насилие, Zucht.

Дух человеческий, говорят немцы, должен быть выломан, как тело, гимнастикой. Der Geist muss gezuchtigt werden.

Образование, Bildung, в Германии, в обществе и даже иногда в педагогической литературе, как сказано, или смешивается с преподаванием и воспитанием, или признается явлением общественным, до которого нет дела педагогике. Во французском языке я даже не знаю слова, соответствующего понятию - образование: education, instruction, civilisiation [выучка, наставление, просвещение (фр.).] совершенно другие понятия. Точно так же и в английском нет слова, соответствующего понятию - образование.

Германские педагоги-практики иногда даже вовсе не признают подразделения воспитания и образования; то и другое сливается в их понятии в одно целое, нераздельное. Беседуя с знаменитым Дистервегом, я навел его на вопрос об образовании, воспитании и преподавании. Дистервег с злою иронией отозвался о людях, подразделяющих то и другое, - в его понятиях то и другие сливается. А вместе с тем мы говорили о воспитании, образовании и преподавании и ясно понимали друг друга. Он сам сказал, что образование носит в себе элемент воспитательный, который заключается в каждом преподавании.

Что же значат эти слова, как они понимаются и как должны быть понимаемы?

Я не буду повторять тех споров и бесед, которые имел с педагогами об этом предмете, ни выписывать из книг тех противоречащих мнений, которые живут в литературе о том же предмете, - это было бы слишком длинно, и каждый, прочтя первую педагогическую статью, может проверить истину моих слов, - а здесь постараюсь объяснить происхождение этих понятий, их различие и причины неясности их понимания.

В понятии педагогов воспитание включает в себя преподавание.

Так называемая наука педагогика занимается только воспитанием и смотрит на образовывающегося человека, как на существо, совершенно подчиненное воспитателю. Только через его посредство образовывающийся получает образовательные или воспитательные впечатления, будут ли эти впечатления книги, рассказы, требования запоминания, художественные или телесные упражнения. Весь внешний мир допускается к воздействию на ученика только настолько, насколько воспитатель находит это удобным. Воспитатель старается окружить своего питомца непроницаемою стеной от влияния мира и только сквозь свою научную школьно-воспитательную воронку пропускает то, что считает полезным. Я не говорю о том, что делалось или делается у так называемых отсталых людей, я не воюю с мельницами, я говорю о том, как понимается и прилагается воспитание у так называемых самых лучших передовых воспитателей. Везде влияние жизни отстранено от забот педагога, везде школа обстроена кругом китайскою стеной книжной мудрости, сквозь которую пропускается жизненное образовательное влияние только настолько, насколько это нравится воспитателям. Влияние жизни не признается. Так смотрит наука педагогика, потому что признает за собой право знать, что нужно для образования наилучшего человека, и считает возможным устранить от воспитанника всякое вневоспитательное влияние; так поступает и практика воспитания.

Статья-письмо была написана весной 1909 г. в ответ «на письменный запрос» последнего секретаря Толстого, тогда студента Московского университета, В. Ф. Булгакова, задумавшего «составить подробное и строго систематическое изложение мировоззрения Толстого».

«Все сводится к одному вопросу: какие знания справедливо и полезно передавать обучаемым? Чтобы ответить на этот вопрос, надо, хотя в общих чертах, представить себе всю область знания, - утверждал писатель. – Всю область знания человека или человечества я представляю себе как расходящееся из одной точки сознания человека или человечества бесконечное количество бесконечных линий или радиусов бесконечной сферы. Знание может быть более или менее совершенным по количеству исходящих из центра радиусов и по длине их. Очевидно, что так как количество радиусов и длина их бесконечны, то совершенного, даже приближающегося к совершенному, знания не может быть; может же быть только более или менее гармоническое, внутренне согласное. Наиболее внутренне согласное будет такое, при котором исходящие из центра радиусы более или менее частые, будучи на одинаковом друг от друга расстоянии, охватывают все стороны и в протяжении своем более или менее равны, образуя более или менее правильную сферу. Такое распределение знаний, при котором радиусы при одинаковом расстоянии образуют сферу, будет наиболее воспитательным; такое же, при котором знания распределены неравномерно, как радиусы только в одной половине, четверти или осьмушке сферы, и одни короткие, другие длинные, – будет ложно воспитательным и ложно образовательным.

В грубой форме, нисколько не настаивая на справедливости построения, допуская, что могут быть совсем другие, я, по крайней мере, представляю себе распределение знаний так: важно для меня не самое это распределение, а то, что для возможно правильного воспитания нужно, чтобы было это распределение, обнимающее все области знания в их взаимной зависимости.

Я представляю себе это так:

Один диаметр, первый, состоящий из 2-х радиусов, одного – религиозное понимание смысла жизни, и другого, на противоположной стороне, – деятельность жизни, главное руководство ее. Перпендикуляр к этому диаметру, с одной стороны, – естественные знания, с другой – философия, третий пересекающий диаметр – общественная жизнь, и на другом конце – история, география, этнография, жизнь народов. Четвертый диаметр: на одном конце – словесность, искусство, на другом – математика. Так вот».

Впервые статья напечатана в журнале «Свободное воспитание» (1909-1910, № 2) с большим количеством цензурных пропусков. Полностью появилась в сборнике «Л. Н. Толстой. О науке», изд. «Единение» (1917).

Заглавие статьи Толстого публицистически прямо указывает на одну из главных тем, до сих пор волнующих и педагогическую общественность всего мира, и родителей, и социологов. Вся статья остро полемична. Толстой доказывает ненужность, вред принудительного воспитания, убеждает, что штампы, бюрократически насаждаемый воспитательный элемент «сделали школу деспотичной», призывает опираться прежде всего на «потребности народа».

В статье звучит критика системы народного образования и воспитания. В ней Толстой стремится теоретически определить содержание понятий «воспитание» и «образование» и подвергнуть критике существующие учебные заведения, начиная с народных школ и кончая университетами.

Толстой разграничивает понятия воспитания и образования. Образование он определяет как «свободное отношение людей, имеющее своим основанием потребность одного приобретать сведения, а другого - сообщать уже приобретенное им». Воспитание, напротив, «есть принудительное, насильственное воздействие одного лица на другое с целью образовать такого человека, который нам кажется хорошим».

«Образование свободно»; «воспитание есть образование насильственное». «Воспитание есть возведенное в принцип стремление к нравственному деспотизму». «Воспитание, как умышленное формирование людей по известным образцам, – неплодотворно, незаконно и невозможно», – считает Толстой и делает свой вывод: «Права воспитания не существует». Этого права «не признает, не признавало и не будет признавать» «молодое поколение, всегда и везде возмущающееся против насилия воспитания».

Воспитание не может иметь разумных оснований; но если «существует веками такое ненормальное явление, как насилие в образовании – воспитание, то причины этого явления должны корениться в человеческой природе». По мнению Толстого, воспитание «имеет свое начало: a) в семье, b) в вере, c) в правительстве, d) в обществе».

Толстой утверждает, что «семейные, религиозные и правительственные основания воспитания естественны и имеют за себя оправдание необходимости». Стремление родителей воспитать своих детей «такими, какими бы они желали быть сами», представляется Толстому «ежели не справедливым, то естественным» «до тех пор, пока право свободного развития каждой личности не вошло в сознание каждого родителя». Столь же естественным считает Толстой желание религиозного человека, верующего в то, что «человек, не признающий его учения, не может быть спасен», «хотя насильно обратить и воспитать каждого ребенка в своем учении». Правительства, по мнению Толстого, также имеют «неоспоримые оправдания» воспитывать «таких людей, какие им нужны для известных целей».

Справедливы размышления Толстого о воспитании интеллигентного образованного общества. Это воспитание, по мнению Толстого, «не имеет оснований, кроме гордости человеческого разума, и потому приносит самые вредные плоды», ибо воспитывает юношество «в понятиях, противных народу». Общество, утверждает Толстой, должно слышать «могучий голос народа», к нему «надо прислушиваться»: «Крестьяне и мещане не хотят школ, приютов и пансионов, чтобы не сделали из их детей белоручек и писарей вместо пахарей». Толстой обвиняет воспитателей во всех школах, от низших учебных заведений до университетов, в том, что они стремятся оторвать детей от их среды и воспитать их так, «чтобы они не были похожи на своих родителей».

Особенно резко в статье нападает Толстой на университетское образование, обвиняя университеты в том, что предметы, в них преподаваемые, за исключением естественных наук, не приложимы к жизни; что в университетах существует «догмат папской непогрешимости профессора»; что студенты на лекциях не имеют права задавать вопросы и возражать преподавателю; что, при современных условиях образования, чтение лекций профессорами «есть только забавный обряд, не имеющий никакого смысла»; что университет «готовит не таких людей, каких нужно человечеству», а таких, «каких нужно испорченному обществу».

Из университетов зачастую выходят или «чиновники, только удобные для правительства, или чиновники профессора, или чиновники литературы, удобные для общества <...> или же так называемые люди университетского образования, развитые, то есть раздраженные, больные либералы», «либерализм» которых ни к чему не приложим. Таких либералов «совсем не нужно народу».

Толстой упрекал университет в оторванности от жизни народа, хотя и убедился, насколько учителя-студенты выше учителей-семинаристов. В письме к профессору С. А. Рачинскому (7 августа 1862 г.) он утверждает, что особенно нужно «сознание всей важности ответственности, которую берет на себя воспитатель»: «Ни того, ни другого не найдешь вне нашего образования (университетского и т. п.). Как ни много недостатков в этом образовании, это выкупает их» (Т. 60, с. 434).

Несмотря на то что Толстой был очень доволен работой в созданных им школах учителей-студентов*, исключенных из университета после студенческих волнений**, он критически относится к некоторым формам и методам университетского обучения. В некоторой степени сказался и личный студенческий опыт Толстого: он вспоминает почти два десятилетия спустя об экзаменах в Казанском университете. Отсюда в статье его несколько категоричное, но и во многом справедливое утверждение, что «экзамены не могут служить мерилом знаний, а служат только поприщем для грубого произвола профессоров и для грубого обмана со стороны студентов».

Вскоре Толстой отказался от того резкого разграничения понятий «воспитание» и «образование», которое он проводит в своей статье. Уже в конце той же статьи Толстой признает за лектором, читающим ту или иную научную дисциплину, право передавать слушателям свои взгляды по тому или другому вопросу и рекомендовать тот метод изучения, который он признает наилучшим. Толстой считает, что «нельзя запретить человеку, любящему и читающему историю, пытаться передать своим ученикам то историческое воззрение, которое он имеет». Эта оговорка, несомненно, значительно ослабляла протест Толстого против того, что он называл «общественным» воспитанием.

Парадоксальное утверждение Толстого о том, что «воспитание не воспитывает, а только портит», что «лучшая система в деле воспитания – не иметь никакой системы», прозвучавшее в ряде его статей – «Кому у кого учиться писать: нам у крестьянских детей или крестьянским детям у нас?», «Воспитание и образование», «О народном образовании», у многих современников Толстого вызвало протест. Критики возражали Толстому: сам-то он воспитывает своих учеников. Но издававшийся М. М. и Ф. М. Достоевскими журнал «Время» одобрил статьи Толстого, увидев в них «искреннее отречение от всяких наносных теорий и начал».

Д. И. Писарев в статье «Промахи незрелой мысли» воздал должное Толстому-педагогу, доказавшему «на вечные времена», что «учение может идти совершенно успешно не только без розог, но даже – что несравненно важнее – безо всякого нравственного принуждения» («Русское слово», 1864, № 12). Вместе с тем в своих статьях Писарев порицал Толстого за его непочтение к европейской педагогической мысли и за отрицание педагогики как науки.

Позже сам Толстой признавал, что воспитательный элемент в его школе действительно существовал: «Я воспитывал своих яснополянских мальчиков смело...». В 1909 г. он ответил прямо: «То разделение, которое я в своих тогдашних педагогических статьях делал между воспитанием и образованием, – искусственно. И воспитание и образование нераздельно».

Статья «Воспитание и образование», предназначавшаяся для июньской книжки «Ясной Поляны» была запрещена московской цензурой. «Автор, – писал председатель Московского цензурного комитета министру народного просвещения А. В. Головнину о статье Толстого, – ни за кем не признает права воспитания в принципе и только в виде уступки утвердившимся веками и обычаям оставляет его за семьею, церковью и государством <...> Принимая во внимание, что автор статьи силится ниспровергнуть всю систему общественного образования, что он не ограничивается одними теоретическими рассуждениями, но делает при них практические выводы», – Московский цензурный комитет представил статью «на благоусмотрение» министра народного просвещения. Он в свою очередь вынес весьма остроумное постановление: «Из этой статьи следует исключить все, что порицает учебные заведения других ведомств», но «оставить критику учреждений Министерства народного просвещения, так как в университетах и гимназиях многие лица будут отвечать автору и объяснят, в чем он ошибается».

Рецензент «Отечественных записок» (1862, № 6) писал: «В журнале графа Толстого мы приветствуем первый русский педагогический журнал, а в его школе – первую школу, в которой рационально и с успехом проводится в жизнь учение о необходимости любви между учителем и учениками, как основа школы». Журнал «Современник» откликнулся статьей А. Н. Пыпина «Наши толки о народном воспитании» (1863, № 1), в которой выражалось несогласие с взглядами писателя. Критик считал, что не только опыт, как думает Толстой, но и «существенные теоретические основы» служат в педагогике верным ориентиром, не согласен он и с нападками Толстого на университетское образование.

ПСС, т. 8.

* В 1908 г. Толстой тепло заметил: «Мне хочется написать о студентах, с которыми я вместе занимался. Какой это был народ! Чистые, самоотверженные...».
** Осенью 1861 г. Толстой спросил молодого тогда профессора Московского университета Б. Н. Чичерина: «Что студенческие истории?», и вскоре несколько студентов, участвовавших в них, были привлечены Толстым для преподавания в школах. Тема «Лев Толстой и профессора и студенчество Московского университета» заслуживает отдельного особенного внимания. См. сайт Ирины Петровицкой (http://petrovitskaya.lifeware.ru); статьи в нашей книге.

Лучше знать немного истинно хорошего и нужного, чем очень много посредственного и ненужного.

«Круг чтения»

Знание только тогда знание, когда оно приобретено уси­лиями своей мысли, а не памятью.

«Круг чтения»

Мысль только тогда движет жизнью, когда она добыта своим умом или хотя отвечает на вопрос, возникший уже в душе. Мысль же чужая, воспринятая умом и памятью, не вли­яет на жизнь и уживается с противными ей поступками.

«Круг чтения»

Ученый — тот, кто много знает из книг; образованный - тот, кто усвоил себе все самые распространенные в его время знания и приемы; просвещенный - тот, кто понимает смысл своей жизни.

«Круг чтения»

О вере

Истинная религия есть такое установленное человеком отношение к окружающей его бесконечной жизни, которое связывает его жизнь с этою бесконечностью и руководит его поступками.

«Круг чтения»

Сущность всякой религии состоит только в ответе на во­прос, зачем я живу и какое мое отношение к окружающему меня бесконечному миру. Нет ни одной религии, от самой возвышенной и до самой грубой, которая не имела бы в осно­ве своей этого установления отношения человека к окружаю­щему его миру.

«Круг чтения»

Вера суть понимание смысла жизни и признание вытекающих из этого понимания обязанностей.

«Круг чтения»

Люди живы любовью; любовь к себе - начало смерти, любовь к Богу и людям - начало жизни.

«Круг чтения»

О цели жизни

Я был бы несчастливейшим из людей, ежели бы я не нашел цели для моей жизни - цели общей и полезной…

Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость.

Письмо А.А. Толстой. Октябрь 1857

Я был одинок и несчастлив, живя на Кавказе. Я стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать…Это было и мучительное и хорошее время. Никогда, ни прежде, ни после я не доходил до такой высоты мысли… И все, что я нашел тогда, навсегда останется моим убеждением… Я нашел простую, старую вещь, я нашел, что есть бессмертие, что есть любовь и что жить надо для другого, для того, чтобы быть счастливым вечно…

Письмо А.А. Толстой. Апрель-май 1859

Со мной случился переворот, который давно готовился во мне и задатки которого всегда были во мне. Со мной случилось то, что жизнь нашего круга - богатых, ученых, не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл. Я отрекся от жизни нашего круга.

«Исповедь». 1879

Каждый человек – алмаз, который может очистить и не очистить себя, в той мере, в которой он очищен, через него светит вечный свет, стало быть, дело человека не стараться светить, но стараться очищать себя.

Если нет сил гореть и разливать свет, то хоть не засти его.

«Круг чтения»

Вообрази себе, что цель жизни - твое счастие, - и жизнь жестокая бессмыслица. Признай то, что говорит тебе и муд­рость людская, и твой разум, и твое сердце: что жизнь есть служение тому, кто послал тебя в мир, и жизнь становится постоянной радостью.

«Круг чтения»

Счастливые периоды моей жизни были только те, когда я всю жизнь отдавал на служение людям. Это были: школы, посредничество, голодающие и религиозная помощь.

…деятельность нравственная… составляет высшее призвание человека…

«О том, что называют искусством». 1896

О слове

Один человек крикнет в наполненном народом здании: "Горим!" - и толпа бросается, и убиваются десятки, сотни людей.

Таков явный вред, производимый словом. Но вред этот не менее велик и тогда, когда мы не видим людей, пострадавших от нашего слова.

«Круг чтения»

О воспитании и образовании

Основа воспитания - установление отношения к началу всего и вытекающего из этого отношения руководства поведения.

«Круг чтения»

Для того чтобы воспитать человека, годного для будущего, надо воспитывать его, имея в виду вполне совершенного Человека, - только тогда воспитанник будет достойным членом того поколения, в котором ему придется жить.

«Круг чтения»

Я хочу образования для народа только для того, чтобы спасти тех тонущих там Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых. А они кишат в каждой школе.

И воспитание, и образование нераздельны. Нельзя воспитывать, не передавая знания, всякое же знание действует воспитательно.

«О воспитании»

Первое и главное знание, которое свойственно прежде всего преподавать детям и учащимся взрослым, – это ответ на вечные и неизбежные вопросы, возникающие в душе каждого приходящего к сознанию человека. Первый: что я такое и каково мое отношение к бесконечному миру? И второй, вытекающий из первого: как мне жить, что считать всегда, при всех возможных условиях, хорошим, и что всегда, при всех возможных условиях, дурным?

«О воспитании»

Если учитель имеет только любовь к делу, - он будет хороший учитель. Если учитель имеет только любовь к ученику, как отец, мать, - он будет лучше того учителя, который прочел все книги, но не имеет любви ни к делу, ни к ученикам.

Если учитель соединяет в себе любовь к делу и к ученикам, он - совершенный учитель.

«Азбука. Общие замечания для учителя»

…воспитание представляется сложным и трудным делом только до тех пор, пока мы хотим, не воспитывая себя, воспитывать своих детей или кого бы то ни было. Если же поймем, что воспитывать других мы можем только через себя, воспитывая себя, то упраздняется вопрос о воспитании и остается один вопрос жизни: как надо самому жить? Я не знаю ни одного действия воспитания детей, которое не включало бы и воспитания себя.

О человеке

Люди как реки: вода во всех одинакая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая. Так и люди. Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и иногда проявляет одни, иногда другие и бывает часто совсем непохож на себя, оставаясь одним и самим собою.

«Воскресение»

Вся моя мысль в том, что ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое.

«Война и мир». Эпилог. 1863–1868

О войне

«Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных?»

«Набег», 1853

«…война… противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие».

«Война и мир», 1863–1868 гг.

«Ведь совершенно очевидно, что если мы будем продолжать жить так же, как теперь, руководясь как в частной жизни, так и в жизни отдельных государств одним желанием блага себе и своему государству, и будем, как теперь, обеспечивать это благо насилием, то, неизбежно увеличивая средства насилия друг против друга и государства против государства, мы, во-первых, будем всё больше и больше разоряться, перенося бо льшую часть своей производительности на вооружение; во-вторых, убивая в войнах друг против друга физически лучших людей, будем всё более и более вырождаться и нравственно падать и развращаться».

«Одумайтесь!» 1904.

«Я хочу, чтобы любовь к миру перестала быть робким стремлением народов, приходящих в ужас при виде бедствий войны, а чтоб она стала непоколебимым требованием честной совести».

Интервью французскому журналисту

Ж. А. Бурдону (газета «Фигаро»).

Мы собрались здесь для того, чтобы бороться против войны…надеемся победить эту огромную силу всех правительств, имеющих в своем распоряжении миллиарды денег и миллионы войск…в наших руках только одно, но зато могущественнейшее средство в мире – истина

Доклад, подготовленный для Конгресса мира в Стокгольме

Для меня безумие, преступность войны, особенно в последнее время, когда я писал и потому много думал о войне, так ясны, что кроме этого безумия и преступности ничего не могу в ней видеть.

Война такое несправедливое и дурное дело, что те, которые воюют, стараются заглушить в себе голос совести.

О цивилизации

То, что называют цивилизацией, есть рост человечества. Рост необходим, нельзя про него говорить, хорошо ли это или дурно. Это есть, в нем – жизнь. Как рост дерева. Но сук или силы жизни, растущие в суку, неправы, вредны, если они поглощают всю силу роста. Это с нашей лжецивилизацией.

Об искусстве и творчестве

Поэзия есть огонь, загорающийся в душе человека. Огонь этот жжет, греет и освещает. Настоящий поэт сам невольно и с страданием горит и жжет других. И в этом все дело.

Искусство – одно из средств различения доброго от злого, одно из средств узнавания хорошего.

Чтобы произведение было хорошо, надо любить в нем главную, основную мысль. Так, в «Анне Карениной» я любил мысль семейную…

Главная цель искусства… та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека… Искусство есть микроскоп, который наводит художник на тайны своей души и показывает эти общие всем тайны людям.

Ясная Поляна, Москва

Без своей Ясной Поляны я трудно могу представить себе Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия любить его.

«Лето в деревне». 1858

…главная тайна о том, как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы, эта тайна была, как он нам говорил, написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа, в том месте, в котором я … просил в память Николеньки закопать меня… И как я тогда верил, что есть та зеленая палочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет она открыта людям и даст им то, что она обещает.

«Воспоминания». 1906

Помню, что мне досталось въезжать в Москву в коляске с отцом. Был хороший день, и я помню свое восхищение при виде московских церквей и домов, восхищение, вызванное тем тоном гордости, с которым отец показывал мне Москву.

«Воспоминания». 1906

Какое великое зрелище представ­ляет Кремль! Иван Великий стоит как исполин посреди дру­гих соборов и церквей... Белые каменные стены видели стыд и поражение непобедимых полков наполеоновых; у этих стен взошла заря освобождения России от наполеоновского ига, а за несколько столетий в этих же стенах положено было начало освобождения России от власти поляков во времена Самозванца; а какое прекрасное впечатление производит эта тихая река Москва! Она видела, как быв еще селом, никем не занимаемая, потом возвеличивалась. Сделавшись городом, видела ее все несчастия и славу и наконец, дождалась до ее величия. Теперь эта бывшая деревенька … сделалась величайшим и многолюднейшим городом Европы.

Ученическое сочинение. 1837

О природе

Смотрел, подходя к Овсянникову, на прелестный солнечный закат. В нагроможденных облаках просвет, и там, как красный неправильный угол, солнце. Всё это над лесом, рожью. Радостно. И подумал: Нет, этот мир не шутка, не юдоль испытания только и перехода в мир лучший, вечный, а это один из вечных миров, который прекрасен, радостен и который мы не только можем, но должны сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для тех, кто после нас будет жить в нем.

Самая чистая радость, радость природы.

…друг - хорошо; но он умрет, он уйдет как-нибудь, не поспеешь как-нибудь за ним; а природа, на которой женился посредством купчей крепости или от которой родился по наследству, еще лучше. Своя собственная природа. И холодная она, и неразговорчивая, и важная, и требовательная, но зато это уж такой друг, которого не потеряешь до смерти, а и умрешь, всё в нее же уйдешь.

Теперь лето и прелестное лето, и я, как обыкновенно, ошалеваю от радости плотской жизни и забываю свою работу. Нынешний год долго я боролся, но красота мира победила меня. И я радуюсь жизнью и больше почти ничего не делаю.

Природа входит в человека и дыханием, и пищей, так что человек не может не чувствовать себя частью ее и ее частью себя.

Дело жизни, назначение ее радость. Радуйся на небо, на солнце. На звезды, на траву, на деревья, на животных, на людей. Нарушается эта радость, значит. Ты ошибся где-нибудь - ищи эту ошибку и исправляй. Нарушается эта радость чаще всего корыстию, честолюбием… Будьте как дети – радуйтесь всегда.

Утром опять игра света и тени от больших, густо одевшихся берез прешпекта по высокой уж, темно-зеленой траве, и незабудки, и глухая крапива, и всё – главное, маханье берез прешпекта такое же, как было, когда я 60 лет тому назад в первый раз заметил и полюбил красоту эту.

…люди живут, как живет природа: умирают, родятся, совокупляются, опять родятся, дерутся, пьют, едят, радуются и опять умирают, и никаких условий, исключая тех неизменных, которые положила природа солнцу, траве, зверю, дереву. Других законов у них нет...

«Казаки». 1863

Счастье - это быть с природой, видеть ее, говорить с ней.

«Казаки». 1863

О любви, браке, семье

Любить - значит жить жизнью того, кого любишь.

«Круг чтения»

Любовь уничтожает смерть и превращает ее в пустой призрак; она же обращает жизнь из бессмыслицы в нечто осмысленное и из несчастия делает счастие.

«Круг чтения»

Если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви.

«Анна Каренина»

Истинное и прочное соединение мужчины и женщины - только в духовном общении. Половое общение без духовного - источник страдания для обоих супругов.

«Круг чтения»

Кроме смерти, нет ни одного столь значительного, резкого, всё изменяющего и безвозвратного поступка, как брак.

Жениться надо всегда так же, как мы умираем, т. е. только тогда, когда невозможно иначе.

О писателях

Многому я учусь у Пушкина, он мой отец, и у него надо учиться.

С. А. Толстая. Дневники. 1873 г.

Читал и Герцена «С того берега» и тоже восхищался. Следовало бы написать о нем, чтобы люди нашего времени понимали его. Наша интеллигенция так опустилась, что уже не в силах понять его. Он уже ожидает своих читателей впереди. И далеко над головами теперешней толпы передает свои мысли тем, которые будут в состоянии понять их.

Чехов был у нас, и он понравился мне. Он очень даровит, и сердце у него, должно быть, доброе, но до сих пор нет у него своей определенной точки зрения.

Очень много благодарен Вам за столь любопытное и прекрасное исследование о Сильвестре. Судя по нем, я догадываюсь, какие сокровища - подобных которым не имеет ни один народ - таятся в нашей древней литературе. И как верно чутье народа, тянущее его к древнерусскому и отталкивающее его от нового.

О молчании, многословии и злословье

Люди учатся, как говорить, а главная наука - как и когда молчать.

«Путь жизни»

Говори только о том, что для тебя ясно, иначе молчи.

«На каждый день»

Если один раз пожалеешь, что не сказал, то сто раз пожалеешь о том, что не смолчал.

«Круг чтения»

Правда, что там, где есть золото, есть и много песку; но это никак не может быть поводом к тому, чтобы говорить много глупостей для того, чтобы сказать что-нибудь умное.

«Что такое искусство?»

Больше всех говорит тот, кому нечего сказать.

«Круг чтения»

Часто молчание лучший из ответов.

«Путь жизни»

Злословие так нравится людям, что очень трудно удержаться от того, чтобы не сделать приятное своим собеседникам: не осудить человека.

«Круг чтения»

Милая Соня, я очень рад был серьезно поговорить с Илюшей [Илья Толстой - сын Л.Н. Толстого] о воспитании детей. То, в чем мы с ним несомненно согласны, но что только отрицательно, это то - что надо детей учить как можно меньше. Это потому, что если дети вырастут, не научившись чему-нибудь, - это далеко не так опасно, как то, что случается почти со всеми детьми, особенно когда матери, не знающие тех предметов, которым обучаются дети, руководят их воспитанием, - именно то, что они получают indigestion (несварение - фр.) учения и потому отвращение к нему. Учиться, и успешно, может ребенок или человек, когда у него есть аппетит к изучаемому. Без этого же это вред, ужасный вред, делающий людей умственными калеками. <...>

Толстой с женой и детьми. 1887 год

Но тут обычное возражение: если дети не будут учиться - чем они будут заняты? Бабками и всякими глупостями и гадостями с крестьянскими ребятами? При нашем барском устройстве жизни возражение это имеет разумный смысл. Но разве необходимо приучать детей к барской жизни, то есть тому, чтобы они знали, что все их потребности кем-то как-то удовлетворяются, без малейшего их участия в этом удовлетворении?

И поэтому я думаю, что первое условие хорошего воспитания есть то, чтобы ребенок знал, что все, чем он пользуется, не спадает готовым с неба, а есть произведение труда чужих людей. Понять, что все, чем он живет, есть труд чужих, не знающих и не любящих его людей, - это уж слишком много для ребенка (дай бог, чтобы он понял это, когда вырастет), но понять то, что горшок, в который он мочился, вылит и вымыт без всякого удовольствия няней или прислугой, и так же вычищены и вымыты его ботинки и калоши, которые он всегда надевает чистыми, что все это делается не само собой и не из любви к нему, а по каким-то другим, непонятным ему причинам, это он может и должен понять, и ему должно быть совестно. Если же ему не совестно и он продолжает пользоваться этим, то это начало самого дурного воспитания и оставляет глубочайшие следы на всю жизнь.

Избежать же этого так просто: и это самое я, говоря высоким слогом, с одра смерти умоляю тебя сделать для твоих детей. Пусть все, что они в силах сделать для себя, - выносить свои нечистоты, приносить воду, мыть посуду, убирать комнату, чистить сапоги, платье, накрывать на стол и т. п., - пусть делают сами. Поверь мне, что как ни кажется ничтожным это дело - оно в сотни раз важнее для счастья твоих детей, чем знание французского языка, истории и т.п. Правда, при этом возникает главная трудность: дети делают охотно только то, что делают их родители, и потому умоляю тебя (ты такой молодец и, я знаю, можешь это) - сделай это. Если Илья и не будет делать этого (хотя можно надеяться, что да), то это не помешает делу. Ради бога, для блага своих детей обдумай это. Это сразу достигает двух целей: и дает возможность меньше учиться, самым полезным и естественным образом наполняя время, и приучает детей к простоте, труду и самостоятельности. <...>

Ребенок еще может понять, что взрослый человек, его отец - банкир, токарь, художник, управляющий, который своим трудом кормит семью, может освободить себя от занятий, лишающих его возможности посвятить все время своему добычному труду. Но как может объяснить себе ребенок, ничем еще не заявивший себя, ничего еще не умеющий делать, то, что другие делают для него то, что ему естественно делать самому? Единственное объяснение для него есть то, что люди разделяются на два сословия - господ и рабов, и сколько бы мы ни толковали ему словами о равенстве и братстве людей, условия всей его жизни, от вставания до вечерней еды, показывают ему противное. Мало того, что он перестает верить в поучения старших о нравственности, он видит в глубине души, что все поучения эти лживы, перестает верить и своим родителям и наставникам и даже самой необходимости какой бы то ни было нравственности. <...>